Агент без прикрытия [= Агент особого назначения] - Сергей Зверев

– Мы взорвем, но не сейчас, – с облегчением продолжил Тарик, – иракский солдат не должен отдавать жизнь за свою родину, он должен воевать так, чтобы его враги отдавали жизни за свою страну. У нас есть «Хаммер» и грузовик, запас топлива, оружие, вода. Мы уйдем в глубь пустыни раньше, чем здесь появятся американцы. Мы уйдем, а они погибнут.

Особого воодушевления речь Тарика не вызвала, но в него снова поверили, как в командира. Он важно взглянул на часы. Пока электронный ключ от взрывателя был у него, его слов никто не мог оспорить.

– Время переустановить таймер. Скажите о моем решении тем, кто охраняет грузовик. – И, не слишком торопясь, чтобы не потерять достоинство, пошел к самолету.

Двое боевиков остались на складе, третий побежал сообщить остальным изнывавшим от неведения соратникам решение Тарика.

– Я поняла, что произошло и что произойдет, – проговорила Ружана, тронув руку Омара, – они уйдут после захода солнца, а нас оставят здесь. Просто закроют на складе. Зачем им лишние люди в дороге? Никто не заплатит за меня выкуп, а журналист «Аль Джазиры» ничем перед ними не виноват, им невыгодно портить отношения с телекомпанией.

– Если так случится, это не так уж и плохо.

– Но мы уцелеем в том случае, – уточнила женщина, – если самолет не взорвется, если американцы успеют его разминировать.

– О другом я не хочу и думать.

– Я тоже, но приходится. Однако после этого, если все пройдет хорошо, нашими врагами станут не боевики, – зашептала Ружана, – а американцы.

– Я с ними договаривался легко. Прессу они уважают.

– Им не нужны свидетели, военные – это одно, спецслужбы – другое. – Ружана смотрела в пол. – И вообще, мы думаем, строим планы, а от нас уже давно ничего не зависит. Все решили за нас и даже не посчитали нужным сказать, что именно решили.

* * *

Ветер гнал, пересыпал песок, его уже порядком намело в укрытие под сухими стеблями. Бондарев поднялся к краю углубления, лег рядом с Алексеем, наблюдавшим за складами и самолетом.

– Ну, что ты высмотрел? – спросил он так, словно речь шла о чем-то простом, вроде рыбалки или охоты на уток.

– Я знаю о них все. – Украинский летчик чувствовал себя достаточно уверенно.

Клим слегка улыбнулся.

– Интересно будет послушать…

– Теперь они ставят часовых только по двое.

Бондарев одобрительно кивнул:

– Они стали учитывать наше присутствие. Боятся нас, и это плохо – противника лучше брать не подготовленным к нападению. Дальше.

– Я сосчитал, сколько их осталось, – девять человек.

– Правильно, а заложников?

– Двое или трое.

– Двое, – уточнил Бондарев, – женщина и араб. Это все, что ты понял?

– Достаточно.

– Уверен?

– Не знаю, – слегка растерялся украинский летчик.

– Восемь их, девять или десять – не так существенно. Они все равно вооружены лучше нас, и их значительно больше, – Бондарев говорил мягко, так, чтобы Алексей не потерял веру в себя. – В любом случае, пока они здесь, захватить самолет мы не можем. А это единственное место, куда они потом не сунутся с оружием – побоятся взрыва. На сколько времени выставлен таймер бомбы?

Алексей озабоченно тер виски:

– Откуда мне знать?

– Два часа, – настолько уверенно, будто сам устанавливал отсчет времени, произнес Клим, – именно с таким интервалом стал наведываться в самолет тот боевик, кого Иса оставил вместо себя командиром.

– Об этом я не подумал. Как ты думаешь, что они собираются делать?

– Уйдут, когда совсем стемнеет. Машины у них есть.

– А самолет?

– Оставят заминированным в надежде, что американцы не успеют отыскать бомбу.

Пилот приподнялся на локтях, всмотрелся в родной «Ан-24», к которому шел Тарик.

– Надо засечь время, и мы будем знать, когда взорвется бомба.

– Наверняка она не лежит на виду, а надежно спрятана. Добраться до нее можно не так уж быстро. Засекай время – когда он выйдет из самолета, от него и поведем новый отсчет, прибавив половину от того, что боевик пробудет внутри. Больше чем на пару минут не ошибемся.

– Вот если бы мне оказаться внутри, – сказал Алексей. – Я знаю в самолете каждый уголок.

– Беда в том, что боевик их не знает, и спрячет в таком месте, о котором ты вспомнишь в последнюю очередь.

После того как Тарик вернулся на склад, в лагере боевиков началось движение. По одному иракцы выходили из ворот – они таскали упаковки воды, ящики с провизией к другому зданию, в котором стоял грузовик.

– Ты прав, они готовятся к отходу, – признался Алексей, – но почему им просто не перегнать грузовик поближе?

– А ты подумай. – Бондарев перевел взгляд в небо.

– Опасаются, что за ними следят со спутника.

– И правильно делают.

Тарик стоял у ворот и в бинокль разглядывал небо, он медленно поворачивался, замирал, а затем вновь вел бинокль. Руки его чуть дрогнули, на губах появилась улыбка, он отыскал то, о чем подозревал. Высоко в выцветшей голубизне неба парил беспилотный самолет-наблюдатель. Невооруженным взглядом его можно было принять за птицу.

«Сбить? – подумал он. – Не стоит. Пусть думают, что я его не замечаю».

– Командир, переносную электростанцию тоже грузить? – остановились возле него двое боевиков.

Тарик задумался, а затем распорядился:

– Нет, перед отходом мы заведем ее и включим освещение. Пусть думают, что мы все еще здесь. Поставьте ближе к выходу и подключите прожектора.

Подхватив картонный ящик, боевик пошел к складу, где стоял грузовик. Часовые торчали у самых ворот, тут хоть и было жарче, но зато можно было дышать свежим воздухом. Своих иракцы уже похоронили, а трупы врагов лежали завернутые в пленку под самой стеной, их лишь слегка присыпали землей.

– Когда выступаем? – спросил у боевика часовой.

– Командир не говорит.

– Если не приказал закопать трупы, значит, скоро, – и он с надеждой посмотрел на солнце, клонящееся к западу. – Еще будете носить?

– Нет, это последний ящик.

– Напомни нашим, чтобы со сменой не задерживались, надоело здесь стоять, да и запах тут… – боевик прикрыл нос ладонью.

– Химическое оружие хуже пахнет, – рассмеялся его товарищ. – Радуйся, что до сих пор жив остался.

* * *

На юге всегда темнеет быстро. Небо еще оставалось прозрачным, хоть в нем и зажглись первые звезды. Но внизу, у самой земли, уже сгущался сумрак, на фоне неба читался силуэт самолета, чернели низкие прямоугольники складов. Незадолго до этого всякое движение в лагере замерло.